Глава I. Сон. Эти тонкие ломтики смерти. Как я их ненавижу.

- 1937 -

«Никто не жалуется на туман. Теперь я сообразил почему: худо, конечно, но можно нырнуть в него и спрятаться от опасности. Вот чего не понимает Макмерфи: что мы хотим спрятаться от опасности. Он все пытается вытащить нас из тумана на открытое место, где до нас легко добраться». [q] Бромден, индеец-полукровка

Кажется, это было в прошлый вторник. А может, и сотни лет назад, когда люди воевали, нанизывали внутренности друг друга на острые сабли и мечи, когда каждый город испытывал на себе жар огня и когда для сотен людей не было ничего ужаснее, чем война. Это было в 1937 году. Год, когда Первая Мировая война давно закончилась, и вот-вот наступит вторая. Год, когда никто не искал тепла и света, потому что их попросту не было. Мир сковал холод: словно тысячи мелких кубиков льда прилипли к душе – только прикоснитесь, и она вмиг разлетится тысячами осколков. Где-то на просторах Ирландии стоял огромный замок на побережье моря. Волны то ласкали неприступные стены, то остро вонзались в них, словно прося о помощи. Если вы когда-нибудь окажетесь в этой местности, то не забудьте взять с собой зонт, а лучше два на всякий случай, ибо, только ступив на эту территорию вязкой мокроты, ваше лицо превратится в маску из тысяч мелких соленых капелек воды. Но, увидев море, вы забудете, что это место является одним из самых мрачных и жутких на планете. Нет, не потому что здесь валяются горы сухих, словно скрюченные руки, веток и не потому, что солнце захаживает сюда не часто. Совсем нет. Лишь только вы оставите след на мокром песке, вам захочется дышать этим густым, мерно вздрагивающим воздухом, таким холодным, что вот-вот разорвутся легкие. Вы будете вздрагивать от слишком пронзительных криков птиц, которые похожи на кометы или последний вздох дьявола. Вам будет казаться, что вы потеряли себя со всем прошлым, настоящим и будущим. Будто вы слились в одно целое с этой удивительно холодной и расчетливой природой. А лес, находящийся позади замка, будто зовет вас колыбельной и опускает соленые от брызг волн веки.
В этом старом замке уже довольно много лет помещалась больница для душевнобольных. Вместе с криками птиц в воздух попадали крики безумных пациентов, инфицированных густым молочным туманом, который часто прогуливался по окрестностям замка. Словно он жил в лесу и каждый день выходил на осмотр своих территорий. Словно это какой-то древний бог, имя которого не лежит на языке, а сразу проваливается глубоко внутрь. Туман – частое явление в этих краях, потому можно смело говорить, что люди здесь дышали не воздухом, а туманом. Пациенты часто говорили своим врачам, что не могут дышать этим тугим воздухом, что он у них в горле застревает и дальше никуда. Но врачи никогда, никогда не обращают внимания на слова больных. Особенно в те года, когда в головы больных вставляли острые спицы, когда их лишали кусочков мозга или когда их усыпляли горками горьких таблеток. Это было там, и туман все это видел. Он хитро пробирался в палаты пациентов и проникал в их сны, чтобы они просыпались в поту и громко звали своих любимых и полупрозрачных друзей. Он заглядывал через камины к врачам, в их картотеки и тетради смерти, где видел отпечатки слез и криков последних безумных людей. Он видел ВСЕ и, наконец, решился на свою месть. Вот тогда-то он показал свою мощь. Тогда-то доказал, что он не просто лесной туман, он больше и, безусловно, страшнее, чем любая война.

так что же в тебе так разкровленно
так похоже на обожженную плоть.
что не дает тебе спать,
не позволяет себя заткнуть.
это твой путь?

В тот день все было как обычно. Пациенты улыбались стенам и плотному и сырому воздуху. Кто-то громко читал стихотворения, а кто-то бормотал себе под нос мантру собственного сочинения. Врачи сидели по своим теплым и уютным кабинетам, а медсестры зло сновали туда-сюда, резко прикрикивая на пациентов. В душевой медбраты поколачивали свою очередную жертву-пациента, дабы он помыл полы. Все было как всегда, и только за окном ветер кричал, чтобы люди спасались, что скоро здесь будет совсем иначе. Но только кто послушает ветер? Кто ответит ему? Лишь некоторые безумные начинали плакать и тыкать в окно, словно слышали ветер. Море начинало беситься и пениться, как эпилептик, и выбрасывать чешуйки рыб на берег. Лес за замком начинал качаться из стороны в сторону, словно танцевал прощальный танец для людей, а туман медленно подплывал к замку и молочно поблескивал в тугом воздухе. Туман плыл и плыл, растягивая свое удовольствие, пока не накрыл весь замок, когда его не сглотнул каждый человек, находившийся в замке и вне него. В этот момент часы остановились, и все люди замерли, словно восковые куклы или заводные игрушки, у которых вырвали механизм. Слезы пациента, который плакал всего пятнадцать секунд назад, застыли и поблескивали на его бледных щеках. Глаза людей перестали вращаться, тела закоченели в том же положении, что и несколько минут назад. Из живых здесь остался только хозяин-туман, его сын ветер и море, у которого глаза разбросаны по всему миру.

Глава II. Все, что зрится, мнится мне. Все есть только сон во сне.

- 1997 -

«Я так давно молчу, что меня прорвет, как плотину в паводок, и вы подумаете, что человек, рассказывающий такое, несет ахинею, подумаете, что такой жути в жизни не случается, такие ужасы не могут быть правдой. Но прошу вас. Мне еще трудно собраться с мыслями, когда я об этом думаю. Но все - правда, даже если этого не случилось». [q] Бромден, индеец-полукровка

Они были там. Чуть сонные, немного растерянные и выбивающиеся из времени. Старый замок принял новых гостей: таких томных, руинных и потрепанных временем. Это было в шесть одиннадцать утра. Когда часы не показывают иного времени, все случается в шесть одиннадцать. Как слова проклятья срываются с губ больного. Шесть одиннадцать. И пальцы рук пытаются сдвинуть застывшие стрелки часов. Ровно в шесть одиннадцать утра в больничном архиве начался пожар, и пациенты, сонные и испуганные, выбежали из замка, крича или шепча слова, которые персонал больницы не мог разобрать. А ведь их предупреждали, им говорили, что в таком месте нельзя оборудовать психиатрическую лечебницу. Просто нельзя взять и поместить странных людей в еще более странное место, где только и есть, что золотистый туман и ветер, баюкающий каждую ночь, будто он потерял своего ребенка и ищет его в каждом живом существе. А архив все горел, и дым вываливался из этой маленькой комнатки в широкий коридор, заволакивая все, что попадалось ему на пути. Туман, сплотившись с дымом, проглатывал стены и двери, плевал на ручки и окна и заставлял слезам идти без спроса. Ровно в шесть одиннадцать один охранник, тушивший пожар, увидел, сквозь туман и свои слезы, неясные очертания людей. Он кричал им, чтобы они уходили подобру-поздорову. А, не дождавшись ответа, стал размахивать руками, мол, идите сюда, мол, вы же на помощь пришли. И туман рассеялся вместе с дымом, словно ушел насовсем, оставив после себя лишь тугой и скрипучий воздух, будто в нем подвесили множество скрипок, и они разом начали играть.
Они были там. Грязные от легкой копоти пациенты со странным взглядом, от которого мурашки по коже бежали. И всё будто встало на свои места: пожар потушили и стали восстанавливать архив. Только иногда медсестры, занимавшиеся восстановлением картотек, замечали странные и доселе не знакомые имена, но сказать ничего не могли. Когда ты находишься в психиатрической больнице, будучи совершенно здоровым, никогда не позволяй себе сомневаться в себе же. Никогда. Даже медсестра, которая все-таки расслышала, что говорили в день пожара эвакуированные пациенты, молчала сквозь свой страх и сцепленные в крест пальцы.
«Memento mori»*, так говорили они, с ужасом смотря на старый замок, где два времени столкнулись в неистовом вихре красок и чувств. И который перевернет вверх дном это место. А может, и целый мир.

*Помни, что умрёшь.

Идейные вдохновители — Sage Fuller & Ruairi Foster.